прошло почти три года прежде, чем тереза позволила себе снова жить. научилась не только пропадать на работе, готовая браться за любые смены, лишь бы не находиться в оглушающей тишине пустой квартиры. научилась замечать, наконец, улыбки и комплименты, которые порой получала. [читать]
Moby – Porcelain
аспен, сша // реальная жизнь // 18+

MILES HIGH

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » MILES HIGH » Заброшенные эпизоды » heathens


heathens

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

[tt3].[/tt3]

H E A T H E N S
«killstation  – perception»

[tt]http://sa.uploads.ru/U7KF2.gifhttp://sa.uploads.ru/Gf5OX.gifhttp://s7.uploads.ru/oS5l9.gif[/tt]

АВТОРЫ ПОВЕСТВОВАНИЯ:

МЕСТО И ВРЕМЯ:

max miller & mircea petrake

психиатрическая лечебница, конец марта

ВСЁ БЫЛО ИМЕННО ТАК:
я почти местный, я бывал здесь, видел улицы, по которым ты ходишь. чего мне не стоило бы делать, я сделаю. говорят, я эмоционален, то, что я хочу сберечь, я убью. это ли настоящий я? у меня действительно нет шанса - завтра я продолжу в том же ритме и повторю вчерашний танец.

tøp - fairly local

[tt3].[/tt3]

+1

2

Прошло шесть дней, четыре часа и двадцать шесть минут от момента, когда Макс Миллер приставил к чужому горлу новенькую опасную бритву с изящной ручкой, до того, когда он изрезал собственные руки грязным кухонным ножом.
Шесть дней, четыре часа и двадцать шесть минут назад он стоял на автозаправке где-то на трассе у границ Денвера и прижимал к своей груди нежное тело, пока два полицейских просили его успокоиться, а жирный парень за прилавком пучил на него маленькие поросячьи глаза. Горло, к которому он приставил бритву, было гладким и розовым, кровь по одной горячей бусине соскальзывала по пальцам, и надави он хоть толику сильнее — её было бы много. Так много, что этот парнишка скончался бы на месте. Он выглядел, быть может, лет на двадцать, и от него сладко пахло апельсиновой жвачкой — запах, который напоминал о детстве, когда эту самую жвачку можно было купить, только выпросив мелочи у матери. Парнишка дышал через рот, Макс чувствовал биение его сердца собственной грудью, а тонкие гладкие волосы касались губ. При других обстоятельствах Макс бы предпочёл другую позицию, он бы, может, занялся с парнишкой любовью на заднем сидении своей машины, если бы она действительно принадлежала ему, но обстоятельства оказались крайне дерьмовыми, так что пришлось увезти его с собой и потерять где-то возле аптеки в Денвере спустя семнадцать минут, так и не заклеив пластырем уродливый порез на его горле.
В последующие шесть дней, когда красочный приступ сменился его мерзостным осознанием, Макс пару раз напился, опорожнив душу в первую подвернувшуюся под руку тару, разыскал парнишку по вещам из впопыхах брошенного рюкзака, разрыдался на его крыльце и, не получив своего паршивого прощения, убрался в Аспен, где вскрыл себе руки и разорвал связки в попытке выдернуть из себя вены, словно провода.
Когда мама нашла его на заднем дворе дома, он был уже не в себе: стоя на коленях, держал перед собой окровавленные ладони и окроплял их слезами, бормоча себе под нос что-то невнятное, какую-то молитву, кажется, он говорил не по-английски. Мама даже не кричала, ей пришлось набирать 9-1-1 трижды, потому что она никак не могла расслабить стиснутое горло и только хватала губами воздух.
Скоро кровь пропитала рубашку и джинсы, искусственный газон, налилась в глаза и густым киселём заполнила голову, утягивая её вниз. Когда служба спасения всё-таки приехала, Макс был похож на неумело вспоротую свинью — впрочем, ещё живой.

Я умру — и мне не больно.

Все религии так или иначе говорят о том, что после смерти ты будешь жить. Что, умирая, ты обретаешь бессмертие. Эта причина была единственной, по которой Макс боялся смерти и ненавидел все грёбаные религии. Они обрекали душу на неизбежную муку длинной в вечность. Если бы существовал способ изничтожить себя в атомы, издохнуть, не оставив ни малейшего следа в вечности, Макс положил бы свою душу на его алтарь.
Но первым, что он ощутил, придя в себя (после своей смерти?), была свинцовая тяжесть собственного тела и шершавая наволочка на придавленной лицом подушке. Он ещё не знал, смерть ли это, вернее, не ёбаное ли бессмертие, только попытался повернуться, убрать с лица эту дрянь, но уродливое, несуразно искорёженное, измождённое тело не слушалось, давило вниз.
Липкое ощущение только что виденного сна было таким близким, оно перекатывалось на пересохшем языке знакомым ощущением, но стоило только попытаться за него ухватиться, как оно тут же ускользало, так и не давая вспомнить, что это был за сон, а после возвращалось вновь и вновь. От этой пытки Макса затошнило. Кислая дурнота медленно переползала из его нутра в горло, от проступивших слёз веки наконец разомкнулись, и в следующую секунду Макс, едва успев свесить свинцовую голову с койки, блеванул на пол какой-то бесцветной слизью.
— Сука… — Прорезавшийся голос иголками проткнул гортань. Поднять голову назад не было никаких сил, веки снова сомкнулись.
Теперь было ясно, почему так хуёво. Такое уже случалось раньше. Это была не смерть, но и не жизнь тоже. Скорее, перевалочное пространство между тем и другим — психиатрическая больница.

Отредактировано Max Miller (2018-03-19 21:52:32)

+2

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » MILES HIGH » Заброшенные эпизоды » heathens


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно